Концепт власти интерпретируются в дихотомии авторитета церкви и государства в глазах народа. Нравственный, духовный авторитет понимается как потенциальная возможность власти. Критике подвергается и реализация религиозного авторитета в политической (общеимперской, аристократической, светской) власти, и нежелание церкви использовать этот авторитет. В первом случае церковь обвиняется в отступлении от духовного учительства человека, во втором - порицается и государство, за отказ исполнять требование, повеление Бога народу и стремление к неограниченной власти (господство). Напряженный исторический конфликт между православной и государственной иерархией характеризуется признаками двоеверия, двоедушия, двоевластия, по мнению Соловьева, свойственными русскому народу, как результат отсутствия единого авторитета его учителей. Государство рассматривается как задача собирательной жизни народа. Отношения народа и государства, народа и правительства трагически не состоялись в согласии, единстве, единении, благодаря чему народ предоставлен собственным (!) дурным, темным инстинктам. Теократическая функция государства представлена как исторический идеал в обязанности (долге) государства направлять усилия церкви представлять правду (Ср.: справедливая жалость, в государстве). Правда здесь понимается как доступная необразованному народу-ученику форма христианской истины, реализуемая в нравственном законе и правом суде. Истина веры христовой - вечная (Божия, высшая) правда, находится вне исторической (мирской и временной) жизни народа. Да и сама теократия лишь - временная власть церкви над народом на его пути к человечеству. Поскольку истина недоступна пониманию народа, а правду ему не хотят предоставить его нерадивые эгоистичные учителя, ему остается лишь искать, водворять, подчинять правду самостоятельно. Результаты этих действий никогда не описываются состоянием или положением, соответствующим правде, это лишь новая неправда и начало исканий. Правда предстает в концепции Соловьева как беспощадное огненное слово: каждый раз, когда, казалось бы, весь нравственный долг (народа, государства, церкви) исполнен, находится что-то еще, что не позволяет назвать результат правдой. Вместо ожидаемого благополучия и благоденствия народ ожидают новые требовательные идеалы.