Интересная картина складывается при рассмотрении вопросов национальной идентичности в аспекте отношений метрополии и диаспоры. В коммунистический период истории ХХ в. эмигранты из Восточной Европы (в первую очередь, из Советского Союза) в большинстве случаев находились в оппозиции как к метрополии, так и к стране своего проживания. В то же время национальная надсоциальная идентичность превалировала над идентичностью страны обитания, что нашло отражение в искусстве, в первую очередь, в литературе. С распадом Советского Союза не только общность "советский народ" прекратила свое существование, но и идентичность эмигрантов претерпела изменения в связи с установлением новых отношений между метрополией и диаспорой. Существенные перемены произошли и в эмигрантской литературе, в первую очередь, в литературе, создаваемой писателями, оказавшимися в эмиграции в 1990-е годы, т.е. после завершения перестроечного периода.
Если рассматривать эмигрантскую литературу как культурную "подсистему", применяя к ней параметры стратификации литературного ряда высокое - низкое, центр - периферия, контактность - дисконтактность, связность традиции - дискретность (Больд, Сегал, Флейшман 1978, 76), то можно проследить динамику ментального ландшафта русской эмиграции в ХХ в.
Так, в литературе первой волны русской эмиграции стратификация высокое - низкое происходит следующим образом: "в абсолютном большинстве случаев эстетические и этические автооценки эмигрантской литературы адресуют понятие низкого к продукции "метрополии", а высокого - к собственной практике", в то же время эти оценки "диаметрально переставляются в приложении к социальному статусу эмигрантского писателя в окружающей среде" (Больд, Сегал, Флейшман 1978, 78). Ситуация в литературе эмигрантов 1990-х принципиально иная. Так, Андрей Лебедев (родился под Москвой в 1962 г., эмигрировал во Францию в 1991 г., в настоящее время живет в Париже), ставит под сомнение сам факт существования литературы русской диаспоры во Франции (Лебедев 2000). В области социального статуса писателя оппозиция высокое - низкое также утрачивает свое значение в связи с ослаблением тенденций литературоцентризма как в диаспоре, так и в метрополии. По замечанию Лебедева, "русский Париж превратился для России в город-некрополь, город-архив, куда ездят за сбором материалов для очередной статьи о Бунине, Цветаевой, Мережковском. На их фоне современные русские авторы, живущие в Париже, напоминают то ли бомжующих на шикарном кладбище самозванцев, то ли бедных родственников покойного, пришедших со скромным букетом на его похороны, но застрявших в юбилейной толпе по случаю пятидесятилетия со дня его кончины" (Лебедев 2000, 309). В результате, в литературе эмигрантов 1990-х противопоставление высокого и низкого оказывается не актуальным в аспекте сопоставления метрополии и диаспоры. Оппозиция высокое - низкое предстает скорее не как пространственная, а как временная оппозиция и определяет отношения не метрополии и диаспоры, а диаспоры современного момента и диаспоры прошлого, т.е. диаспоры 1990-х гг. и эмиграции первой волны. Статус высокого при этом однозначно закрепляется за последней.