Обращение к исследованию концептов русской ментальности, понимаемой как творческий процесс строительства знаний о мире, в свою очередь, провоцирует и обращение к одному из дискуссионных вопросов литературной теории и критики - вопросу референции, т.е. соотношения языковых знаков и внетекстовой реальности. Многие исследователи считают необходимым для читателя или интерпретатора установление референциальных отношений, обусловливающих переход от мира текста (фикциональной репрезентации) к реальному миру, что, между тем, вовсе не означает оценки произведения искусства с точки зрения его правдивости в изображении жизни. Неприменимость к искусству понятий истины и лжи - факт общеизвестный, признаваемый как сторонниками, так и противниками идеи референциальности литературы . Противники референциального подхода к литературному произведению, связывая понятие референции с мимесисом (репрезентацией аспектов конкретно-чувственной деятельности в литературе и искусстве), пытаются, в свою очередь, полностью изгнать понятие референции из анализа художественного текста. Внетекстовая референция в исследованиях подобного рода оказывается вытесненной референцией второго порядка - внутритекстовыми связями, а "словесные данности социолекта" (Риффатерр1997, 6) получают статус эксплицитно или имплицитно присутствующих в тексте пресуппозиций.
По одному из существующих определений, "референция - это отношение актуализованного, включенного в речь имени или именного выражения (именной группы) к объектам действительности" (Арутюнова 1982, 6), или, по ставшему крылатым выражению, "способ зацепить высказывание за мир" (там же, 18). Наличие трех типов отношений, на которые может опираться конкретная референция - обозначения, или денотации, именования, или номинации, и указания, - обусловило существование трех разновидностей теорий референции: семантические теории (референция обеспечивается значением); номинативные (референция обеспечивается отношением именования) и дейктические (референция заключается в указании на предметы) (там же). Несмотря на определенные разногласия, исследователями был выработан ряд базовых понятий теории референции , одно из которых - экстенсионал - означает совокупность или множество референтов языкового знака, т.е. конкретных объектов внешнего мира, к которым приложим знак в процессе своего актуального или потенциального использования. При этом "важно не столько актуальное, физическое существование объекта-референта, сколько наличие самого узла в системе, в котором "собраны" все необходимые ограничения, накладываемые на внешний объект" (Зеленщиков 1997, 185).
Возможность физического несуществования объекта-референта обусловлена онтологически: "референция, в отличие от семантики, имеет дело не с пространственной определенностью вещи, а с л о г и ч е с к о й о п р е д е л е н н о с т ь ю. Так же, как и категория "личности-безличности" в семантике, референция может градуироваться по определенности, но при этом результатом будет та или иная степень возможности и д е н т и ф и ц и р о в а т ь вещь или лицо, о которых идет речь" (Степанов 1998, 659). Как считает Степанов, по линии референции освоение мира человеком происходит от ближнего пространства к более дальнему, приводя, в результате, к созданию ментального, логического мира. Наличие в грамматике всех индоевропейских языков трех систем указаний, дейксиса - "Я-дейксис", "Ты-дейксис" и "Он- или Оно-дейксис", - послужило отправным пунктом для рассмотрения Степановым пространства ментального мира как трехчленной структуры: референционное пространство 1-го лица, говорящего; 2-го лица, слушающего, и 3-го лица, удаленное от непосредственных собеседников пространство, в котором формируются наиболее абстрактные экзистенциональные предложения, приобретающие безличную форму (там же, 659-660). Таким образом, в отличие от пространства семантики, мыслимого "именно как видимое пространство, в котором размещены "вещи", пространство референции - это ментальное, "идеальное" пространство: в результате выделения в семантическом пространстве некоторого ядра - концепта 'место' - и расширения в пространстве "своего" мира его черты "распространяются на все более далекие пространства, а затем, когда физическое освоение за дальностью пространства становится невозможным, освоение продолжается мысленно, путем переноса, экстраполяции уже известных параметров на все более отдаленные расстояния" (Степанов 1998, 662).
|
|