История русской литературы XIX века, возможно, даже ярче, чем истории других европейских литератур (см. исследования Джоанны Русс на материале англо-американской и Симоне Винко и Ренате фон Хайдебранд на материале немецкой литературы ) выявляет дискриминационное отношение к женщине-писательнице, которая, по словам Е.Ган, воспринималась общественным сознанием как "выродок женского рода". Для репрезентации творческой деятельности женщин-писательниц характерен следующий стереотипный набор признаков, встречающийся в критической и научной литературе.
Интерес к интимной стороне жизни писательницы, стремление говорить не об авторе, но о личности, часто в ее интимном проявлении. Так, в конце 1880-х гг. возвращается в литературу имя Елены Андреевны Ган, талантливой беллетристки, чьи произведения ярко прозвучали в конце 1830 - начале 1840-х гг., а потом были забыты. В 1886 г. в журнале "Исторический вестник" появилась публикация о ней с весьма характерным названием "Роман одной забытой романистки", автор которой пытался представить как "роман" отношения Ган с О. Сенковским, в чьем журнале она печатала свои произведения . Другой подобный пример, но уже научного истолкования - интерпретация Чуковским личности Авдотьи Яковлевны Панаевой. Возвращая имя Панаевой в литературу, вводя в историко-литературный оборот ее уникальные мемуары, Чуковский называет свою работу "Жена поэта", лишая тем самым личность Панаевой самостоятельного значения и интереса. Говоря же о ее воспоминаниях, исследователь дает следующую характеристику мемуаристки: "Ее простенькую, незамысловатую душу всегда влекло к семейному уюту, к материнству. Она ведь была не мадам де Сталь, не Каролина Шлегель, а просто Авдотья, хорошая, очень хорошая русская женщина, которая почти случайно оказалась в кругу великих людей <…> Мудрено ли, что эта элементарная женщина запомнила и о Тургеневе, и об Ап. Григорьеве, и о Льве Толстом <…> лишь обывательские, элементарные вещи, обеднила и упростила их души. Похоже, что она слушала симфонии великих маэстро, а услышала одного чижика. Не будем за нее на это сердиться …" . В этом пассаже очень характерно стремление исследователя-мужчины даже в эпоху, когда писательство женщин уже приобрело легитимный характер, представлять писательницу в более традиционных и "подобающих" женщине "природных", естественных ролях жены и матери.