|
|
|
|
|
|
Процессы эволюции концептуальных структур сопровождаются случайными флуктуациями - хаосом, "чтобы проникнуть в закономерности текста, существенно необходимо увидеть упорядоченность в кажущейся неупорядоченности, подвергнуть анализу явления в их глубинных связях и тем самым найти системность этих явлений" (Гальперин 1981, 26). Одни флуктуации игнорируются системой, другие - определяют ее историю. Являясь необходимым условием для прорыва микровзаимодействий на макроуровень, состояние неустойчивости представляет хаос в двух обликах созидающего и разрушительного начал. С помощью хаоса обеспечивается выход на аттрактор системы. Хаос выполняет функции механизма отбора, дифференцирует семиотическую среду, объединяет разные концептуальные структуры воедино. Именно он способствует передаче индивидуальных правил на более высокий уровень. Вместе с тем хаос может вызывать и распад структуры, чувствительной к малым флуктуациям. Противоречивый набор художественных кодов восприятия, образ-схематических моделей представляет собой "как бы срез хаоса и действует ... наподобие решета … Хаос хаотизирует, растворяет всякую консистенцию в бесконечности ... делом концептов является намечать интенсивные ординаты этих бесконечных движений ... Осуществляя сечение хаоса, план имманенции призывает к созданию концептов" (Делез, Гваттари 1998, 58).
В рамках устойчивой в целом концептуальной картины языка неустойчивостью характеризуются отклонения внутри определенных параметров, лишь некоторые этапы развития процессов, протекающие в глубинных текстовых структурах, под которыми подразумевается "идейно-тематическое содержание текста, сложное переплетение отношений и характеров, в основе которых лежит художественный образ … глубинные структуры - это авторские интенции, прагматическая установка как один из доминирующих факторов … поверхностная структура - лингвистическая форма, в которую облечена глубинная структура. В художественном тексте она формально-содержательная" (Тураева 1986, 126). Неустойчивость отличается от неравновесности, постоянно обеспечивающей метаболизм, открытость системы смысла художественного произведения. Как только система смысла авторского текста перестает быть неравновесной, ее границы стираются и она растворяется в культурной и языковой среде. Переключение LS и HS режимов, определяется способностью сильных художественных систем создавать неоднородности в культурной среде, инициировать создание новых художественных кодов прочтения и привлекать актуальные концепты-интерпретаторы. Сильные системы художественного смысла никогда не открываются всецело. Так, смысл пушкинского текста при всей своей открытости не может быть полностью растворен в культуре и языке, напротив, он служит аттрактором, привлекающим центром русской культурной и языковой среды, генерирующим все новые интерпретации и прочтения. Бытие и становление системы смысла авторского текста определяется культурной средой, в которой она существует. Культурная среда в своем синхроническом срезе представляет собой неслиянное единство авторских художественных систем смысла. В этой связи Э. Янч замечает: "эволюция на всех уровнях включает в себя как свободу действия, так и познание всесущей системной взаимной зависимости. Такая взаимная зависимость не может быть полностью охвачена структурно-ориентированной системной теорией" (Jantsch 1992, 269).
Существование авторской системы смысла в культурной и языковой среде определяется способностью ее элементов (концептуальных структур) к самоорганизации. Для процесса самоорганизации системе необходим постоянный приток информации из среды через источники системы [14] для создания новых структур, а также механизм рассеивания (диссипации) неоднородностей. Если действие рассеивающего фактора превосходит действие источника системы, т.е. все неоднородности в системе размываются, то новые структуры не возникают. Если же, напротив, постоянный приток информации из среды превосходит работу рассеивающего механизма, система вступает в режим с обострением.
Как уже отмечалось выше, система смысла развивается в диалектике субъект-объектных отношений. Приток информации в систему обеспечивается в процессе понимания [15] читателем концептуально структурированной информации и, соответственно, коммуникативной функцией текста, способностью текста эту информацию сообщать. В основе процесса самоорганизации смысла, т.е. создания ковариантной копии текста, лежат механизмы развертки и свертки концептуальных структур. Возникновение неоднородности в системе смысла связано с явлениями смысловой концентрации и смысловой множественности, имеющими определенную лингвистическую экспликацию. Психолингвистический аспект возникновения неоднородности в системе смысла связан с концепцией предпонимания и понимания, предсознания и сознания. Предпонимание текста означает опознание концептуальных структур как соответствующих или не соответствующих "рефлективному содержанию сознания, лежащему в основе исходных схем человеческого опыта, заданного традицией и имеющего языковую природу (Гадамер 1988). Концептуальные структуры, которые могут быть опознаны на основе существующих в психике кодов восприятия, осознаются и составляют основу "светлого поля сознания". Одновременно с понятой, рационализированной информацией всегда остаются "неопознанные" концептуальные структуры, опознание которых требует выработки новых (для читателя) кодов восприятия, а значит провоцирует процессы познания и мышления. При этом фаза рефлексии первоначально и является шумом, хаосом, поскольку является механизмом деятельности самопознания и "для начала создает именно не-понимание, т.е. осознанную потребность понять" (Литвинов 1992, 15), чтобы понимать, необходимо все время недопонимать.
В процессе восприятия сознание не в состоянии удерживать в "светлом поле" всю систему концептуальных структур, т.е. весь смысл текста. Поэтому процесс формирования системы смысла сопровождается рассеянием, диссоциацией опознанных и неопознанных концептуальных структур, выходом их за пределы сознания в подсознательное (в концепции Г. Мюнстерберга подсознание определяется как часть поля сознания, которая в данную минуту не фиксируется вниманием, область ослабленного внимания). Диссоциированные концептуальные структуры, существуют наряду с сознанием и как бы удваивают его (Психология. Словарь. Бессознательное 1990). Таким образом, процесс самоорганизации смысла обеспечивается двумя основными факторами: с одной стороны - возникновением смысловой множественности, неоднородности, провоцирующей рефлексию, изменение существующих концептуальных структур и инициирующей процесс познания и мышления; и с другой - диссоциацией актуальных связей в структуре концепта и его дальнейшее становление в области сознания, не фиксируемой вниманием.
Если осознаются и диссоциируются все воспринимаемые концептуальные структуры, т.е. все неоднородности в системе смысла исчезают, то новые концептуальные структуры не возникают и система сохраняет свое существование неизменным. Примером такой системы смысла может служить научный текст, структурированный на основе общепризнанных научных концептов, посвященный уже решенной научной проблеме и не сообщающий для научного сообщества ничего нового. Соответственно адресат такого текста должен быть знаком с познавательной моделью и объектом исследования данной научной дисциплины, в противном случае концептуальная информация, сообщаемая в тексте, будет провоцировать процесс познания, мышления и, возможно, изменения в структуре концептов. Если же, напротив, постоянный приток неопознанных концептуальных структур превосходит процесс осознания и диссоциации, система смысла вступает в режим с обострением. Режимы с обострением представляют собой ускорение и нарастание процессов в системе, которое может вести к образованию новых структур, т.е. инициировать процессы познания и мышления, выходящие за рамки процесса редупликации, создания ковариантной копии текста. "Внимание гипотетического читателя задержат своей необычностью, нестандартностью на фоне его собственного лексикона несколько слов и выражений, а задержав его внимание, заставят тем самым его ассоциативно-вербальную сеть, работающую на восприятие в режиме опознания, переключаться каждый раз на напряженный творческий режим, режим повышенной активности узлов и связей между ними" (Караулов 1992, 17).
Процесс самоорганизации системы смысла лежит в основе создания автором текста художественного произведения, восприятия художественного текста читателем. При этом "принимается за аксиому обусловленность произведения действительностью (расой, позднее историей), следование произведений друг за другом, принадлежность каждого из них своему автору … Метафора же текста - сеть; если текст и распространяется, то в результате комбинирования и систематической организации элементов" (Барт 1989, 109) Когнитивной основой самоорганизации системы смысла служит рефлексия, представляющая деятельностный аспект манифестации концепта или "виды действования" (Юдин 1984, 18).
Система смысла художественного произведения характеризуется автопойэзисным [16] состоянием. По справедливому замечанию Жюля Делеза, "концепт не дается заранее, он творится, должен быть сотворен; он не формируем, а полагается сам в себе (самополагание). Одно вытекает из другого, поскольку все по-настоящему сотворенное, от живого существа до произведения искусства, способно в силу этого к самополаганию, обладает аутопойэтическим характером, по которому его и узнают. Чем более концепт творится, тем более он сам себя и полагает. Завися от вольной творческой деятельности он также сам в себе себя полагает, независимо и необходимо; самое субъективное оказывается и самым объективным" (Делез, Гваттари 1998, 21) Автопойэзисная система смысла направлена на самообновление и самосохранение посредством общения с семиотическим пространством смысла или другими системами смысла через обмен информацией. Действие механизмов автопойэзиса в системе смысла можно описать следующим образом: система организована как сеть процессов формирования динамичных концептуальных структур (свертки и развертки концептуального содержания в лингвистических средствах, манифестирующих концепт), причем элементы концептуальных структур (концепты-интерпретаторы) взаимодействуя и преобразовывая систему смысла в процессе восприятия текста возобновляют и осуществляют коды и схемы художественного восприятия, посредством которых эти концептуальные структуры опознаются воспринимающим сознанием, тем самым конституируя систему смысла данного художественного произведения как конкретное единство в пространстве смысла языка, культуры, науки, искусства. Отсюда следует, что автопойэзисная система смысла постоянно производит и воспроизводит свою собственную концептуальную организацию через свои операции как систему производства своих компонентов. Благодаря явлению автопойэзиса, художественное произведение переживает своего творца, постоянно осуществляя и подтверждая себя как самостоятельную систему смысла, для познания которой нужен уникальный набор художественных кодов и схем, который обновляется и дополняется в общем пространстве смысла языка, культуры, науки с каждым новым прочтением данного художественного текста, - я расскажу тебе то, что я думаю сейчас обо всем (в том числе и о тебе), и покажу способ меня понять, "это нелинейная ситуация открытого диалога учителя и ученика. Это ситуация пробуждения собственных сил и способностей обучающегося, инициирование его на один из собственных путей развития" (Курдюмов 1997, 78). Таким образом, утверждая принцип динамичной системности смысла и гибкой структурности концептуальных структур, мы не изобретаем ничего нового, а лишь расширяем онтологическую перспективу традиционного определения смысла как "конфигурации связей и отношений между разными элементами ситуации и коммуникации, которая создается или восстанавливается человеком, понимающим текст сообщения" (Шедровицкий 1995, 562).
В предложенной ниже модели автопойэзиса (Рис. 2) отправитель и получатель информации взаимодействуют друг с другом таким образом, что полученная информация изменяет получателя и одновременно потенциального отправителя в его же лице
Рис. 2 Диссипативные структуры постоянно преобразуют первоопыт в подтверждение, в то время как равновесные структуры движутся только в сторону стопроцентного подтверждения. Диссипативные структуры могут перейти через состояние максимального первоопыта (порог неустойчивости) к балансу между первоопытом и подтверждением (автопойэзис). При этом производство энтропии достигает своего максимума (площадь А), в то время как при автопойэзисе оно минимально (площадь В) (Jantsch 1992, 90).
Действующая (прагматическая) информация складывается из двух компонентов: первоопыта (рефлексивного опознания читателем новых элементов концептуальной структуры) и подтверждения (фиксации опознанных читателем концептуальных структур), достигая в сбалансированном состоянии своего максимума. Стопроцентный первоопыт не содержит никакой информации, представляет собой шум, хаос. Стопроцентное подтверждение означает отсутствие эволюции, стагнацию, смерть. Стопроцентное подтверждение представляет собой систему в динамическом равновесии, где нет никакой прагматической информации, которая могла бы вызвать направленное изменение системы смысла. Стопроцентный первоопыт - это фаза неустойчивости, когда знакомая концептуальная структура больше не подтверждается, а новая еще не утвердилась. Между этими двумя крайностями, там, где находится максимум количества прагматической информации, и происходит становление концепта, которое "касается уже его отношений с другими концептами, располагающимися в одном плане с ним. Здесь концепты пригнаны друг к другу, пересекаются друг с другом, взаимно координируют свои очертания, составляют в композицию соответствующие им проблемы, принадлежат к одной и той же философии, пусть даже история у них различная. Действительно, любой концепт с конечным числом составляющих разветвляется на другие концепты, иначе составленные, но образующие разные зоны одного и того же плана, отвечающие на взаимно совместимые проблемы, участвующие в сотворчестве". (Делез, Гваттари 1998, 29). Способность автопойэзисных систем к самостоятельному отбору необходимого количества ресурсов (художественных кодов, необходимых для опознания концептуальных структур), которые понадобятся для дальнейшего развития, рассматривается как аналогия свойств сознания.
Художественные коды представлены в системе смысла текста в виде динамичной системы образ-схем, своего рода процесса обучения читателя необходимой модели восприятия, протекающего в подсознании, поскольку, топологические модели представляют собой сложные многоуровневые системы, "погруженные обычно в человеческую психику гораздо глубже не только логики или языка, но даже рациональности и сознания" (Акчурин 1994, 145). Например, топологии смысла и мышления Хайдеггера, раскрытой в понятии окрестности, открытой дали (см. с.18), в романе Достоевского "Идиот" соответствует персонаж князя Мышкина, в романе Булгакова "Мастер и Маргарита" - персонажи Иешуа, Левия Матфея:
"Тоже иногда в полдень, когда зайдешь куда-нибудь в горы, станешь один посредине горы, кругом сосны, старые, большие, смолистые; вверху на скале старый замок средневековый, развалины; наша деревенька далеко внизу, чуть видна; солнце яркое, небо голубое, тишина страшная. Вот тут-то, бывало, и зовет все куда-то, и мне все казалось, что если пойти все прямо, идти долго-долго и зайти вот за эту линию, за ту самую, где небо с землей встречается, то там вся и разгадка, и тотчас же новую жизнь увидишь, в тысячу раз сильней и шумней, чем у нас; такой большой город мне все мечтался, как Неаполь, в нем все дворцы, шум, гром, жизнь... Да, мало ли что мечталось. А потом мне показалось, что и в тюрьме можно огромную жизнь найти!" (Достоевский 1967, Т.7, 64).
"На закате солнца, высоко над городом на каменной террасе одного из самых высоких зданий в Москве, здания построенного около полутораста лет назад, находились двое: Воланд и Азазелло (…) город был виден почти до самых краев (…) Положив острый подбородок на кулак, скорчившись на табурете и поджав одну ногу под себя, Воланд не отрываясь смотрел на необъятное сборище дворцов, гигантских домов и маленьких, обреченных на слом лачуг" (Булгаков 1973, 353).
Открытому, видимому пространству смысла противостоит интравертное, сложное фрагментарное пространство изолированного сознания, замкнутого на самое себя. Этой версии топологии смысла в романе Достоевского соответствуют образы тюрьмы, эшафота и статичные, "застывшие" эпизоды, а в романе Булгакова - пространство квартиры №50, дворец прокуратора и др.
"Нарисуйте эшафот так, чтобы видна была ясно и близко одна только последняя ступень; преступник ступил на нее: голова, лицо бледное как бумага, священник протягивает крест, тот с жадностию протягивает свои синие губы и глядит, и - все знает. Крест и голова - вот картина, лицо священника, палача, его двух служителей и несколько голов и глаз снизу,- все это можно нарисовать как бы на третьем плане, в тумане, для аксессуара... Вот какая картина" (Достоевский 1967, Т.7, 71).
Характеристика пространства смысла представляет собой систему художественных кодов, соответствующих различным образ-схемам (рефлективным моделям восприятия концептуальных структур). В философии, где смысл виден с высоты птичьего полета (феноменологическое понимание [17]), его пространство может казаться ровным, почти лишенным рельефа, "это словно пустыня, которую концепты населяют без размежевания. Единственными областями ... являются сами концепты, а единственным вместилищем концепта является сам план ... Образ мысли включает в себя только то, что мысль может востребовать себе по праву. А мысль востребует себе "только" движение, способное доходить до бесконечности" (Делез, Гваттари 1998, 50). По мере приближения к земле, обращения к семиотической реальности (семантизирующее и когнитивное понимание), пространство смысла приобретает очертания, становится дискретным, распадается на все более закрытые, замкнутые объекты.
Модели открытого целостного восприятия смысла противопоставляется модель сложного противоречивого восприятия, что обеспечивает диалогичность системы смысла и гибкость концептуальных структур и демонстрирует свойства бистабильности и мультистабильности, которыми обладают единицы различных уровней языка. Феномен бистабильности объясняется нарушением существующего для элементов системы параметра порядка, т.е. состояния системы, в котором она оптимальным образом поддерживает свое существование. Такое состояние достигается обычно посредством отбора и порабощения мод. При нарушении параметра порядка образуются два или больше конкурирующих состояния, что и определяется как бистабильность или мультистабильность. Примером оптической бистабильности обычно служит обращение фигуры и фона (Рис. 3):
Рис. 3 Обращение фигуры и фона, придуманное в 1915 г. Э. Рубиным.
Эта модель, обычно используемая в психологии и когнитологии, при интерпретации процессов сознания, применима и в качестве иллюстрации переключения художественных кодов восприятия. Например, в интерпретации текстовой экспликации концепта род в романе Достоевского "Идиот":
"Дa вот не знаю, каким образом и генеральша Епaнчинa тоже очутилaсь из княжон Мышкиных, тоже последняя в своем роде . . . - Хе-хе-хе ! Последняя в своем роде ! Хе-хе! Кaк это вы оборотили, - захихикал чиновник . . . Белокурый несколько удивился, что ему удалось сказать, довольно, впрочем, плохой каламбур. - A представьте, я совсем не думая сказал, - пояснил он, наконец, в удивлении. - Да уж понятно-с, понятно-с, - весело поддакнул чиновник" (Достоевский 1967, Т.7, 9). "То есть если хотите и есть одно дело, так только совета спросить, но я, главное, чтоб отрекомендоваться, потому я князь Мышкин, а генеральша Епaнчинa тоже последняя из княжон Мышкиных, и, кроме меня с нею, Мышкиных больше и нет ... Только не могут, кажется, не принять: генеральша уж конечно захочет видеть старшего и единственного представителя своего рода, а она породу свою очень ценит ..." (Там же. 23). "Вот-с, рекомендую, последний в роде князь Мышкин, однофамилец и, может быть, даже родственник, примите, обласкайте" (Там же. 13). "Ай да последний в роде князь Мышкин ! - завопил Фердыщенко" (там же, 179).
"Но последний в роде бaрский отпрыск был идиот" (там же, 279).
Или в текстовой экспликации концептов добро и зло в романе Булгакова:
"Не успел ты (Левий Матфей. - М. П.) появиться на крыше, как уже сразу отвесил нелепость, и я тебе скажу, в чем она - в твоих интонациях. Ты произнес свои слова так, как будто ты не признаешь теней, а также зла. Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом: что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени ? Ведь тени получаются от предметов и людей. Вот тень от моей шпаги. Но бывают тени от деревьев и от живых существ. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом ?" " (Булгаков 1973, 354).
Итак, познавательные модели (образ-схемы, художественные коды, картины познания), формирующиеся между полюсов интерсубъективности и субъективности, открытости и закрытости системы смысла, образуют хаоидное [18] пространство смысла. С психологической и философской точек зрения эти полюса раскрываются в концепции Франкла в понятиях потенциализма, надиндивидуального мышления в открытой перспективе [19] и калейдоскопизма, "рисующего картину человеческого познания, в которой человек предстает как субъект, который лишь "проектирует" свой мир, который во всех своих "проектах мира" выражает каждый раз самого себя, так что через этот спроектированный "мир" виден всякий раз лишь он сам - проектирующий субъект" (Франкл 1990, 73). Однако, оба полюса, по существу, представляют собой лишь крайнюю степень актуализации противоположных познавательных моделей. В психике отдельной личности эти модели могут существовать независимо, на разных уровнях психических потребностей, различно опознавая одни и те же концептуальные структуры. Вступая в противоречия, они организуют автопойэзисную систему смысла, спроектированную в разные темпомиры: писатель - текст, текст - читатель, читатель - язык, читатель - культура, читатель - действие; "не субъект дает рецепты и управляет нелинейной ситуацией, а сама нелинейная ситуация, будь то природная ситуация, ситуация общения с другим человеком или с самим собой, как-то разрешается и в том числе строит самого субъекта" (Курдюмов 1997, 77). Писатель создает иногда десятки редакций одного и того же текста, проецируя возможные перспективы "чужого" знания в возможный фокус (калейдоскоп, согласно метафоре Франкла) своего мышления. Каждая новая редакция дополняет и изменяет систему смысла, т.е. модели восприятия, и концептуальные структуры, которые опознаются посредством этих моделей. Отсюда процесс творчества настолько же мучителен и подобен рождению нового живого существа, насколько сложны и многогранны последующие становление и бытие творения. "Романом я недоволен до отвращения. Работать напрягался ужасно, но не мог: душа нездорова. Теперь сделаю последнее усилие на 3-ю часть. Если поправлю роман - поправлюсь сам, если нет, то я погиб" - пишет Достоевский, работая над романом "Идиот" (1974, Т.28, 309-310).
Не социально направленное и осознанное "действие в сфере культуры", а творческий деятельностный аспект спонтанной манифестации концепта формирует менталитет как "национальный способ видеть мир и действовать (когнитивно и прагматически) в определенных обстоятельствах" (Колесов 1991, 6). Этот тезис оказывается верным и в самых трудных для языка и культуры обстоятельствах и требует от лингвиста профессионального мужества, даже когда окружающий хаос заставляет некоторых утверждать, что "не только интерпретации концептов, но и сами концепты в некотором роде не существуют. Что это химеры, не играющие никакой роли в действительной духовной жизни. В доказательство такого утверждения приводят следующий довод: в жизни таких-то людей или даже целых групп общества (например определенных групп молодежи, и т.д.) названные концепты не играют никакой роли и не являются для этих людей значениями соответствующих слов" (Степанов 1997, 10). Каким бы мучительным и непонятным не был путь становления культуры и языка, осознанным, социально направленным действием нельзя ни разрушить, ни воссоздать утраченного. Сдвиг эпохи, флуктуации системы этических и эстетических ценностей скорее напоминают лингвисту о скромности и сложности его задачи, проследить и понять пути, которыми следует смысл сегодня и тогда, может быть, перспектива завтра не покажется столь безнадежной.