Островная тема играет в эмигрантской прозе, если читать ее с антропологической точки зрения, роль следа Другого мира, следа как особого знака инобытия. Остров/след при этом "не просто отсылает к прошлому, он и есть проход к этому прошлому, <…> к прошлому Другого, где виднеется вечность" (Левинас 1998, 189). В то же время остров как особый - реальный и вместе с тем ментальный - мир по сути является аналогом самого промежуточного состояния, лиминарной фазы обряда перехода, так как ситуация нахождения между двумя мирами, которую А. ван Геннеп называет промежуточной (marge), - "это промежуточное состояние, одновременно и воображаемое и реальное" (Геннеп 1999, 22). Остров, в итоге, выступает не только как "след" прошлого (будущего) или конструктивный аналог ситуации перехода, но и как сам субъект/объект перехода, ибо "объект в движении появляется только тогда, когда он схватывается" (Мерло-Понти 1998, 58); остров же в ряде случаев и есть схваченный в движении объект.
Подобно тому, как изгнание и возвращение в рай становятся условием речи (M. de Certeau), эмиграция (изгнание из страны) становится условием возникновения в произведениях женщин-эмигрантов темы острова и путешествия-quest'а. Исполняя роль травмы (вызванной наряду с пространственным перемещением необходимостью перехода в новую идентичность), эмиграция тем самым определяет творческую тематику в посттравматический период. Женщина-эмигрант, вследствие перемены, в первую очередь, пространства, вынуждена так или иначе отрефлексировать возникшее в эмиграции состояние отчуждения в терминах пространственной организации (преодолеть его или партиципировать).